Культурный-портал

Марина, спасибо за мир...

Поэт не живет вне любви

Много томов написано о жизни и творчестве Марины Цветаевой, кто-то старался описать всю ее жизнь, кто-то рассматривал отдельные периоды. Иногда исследователи расходились во мнениях по тем или иным вопросам, некоторые подробности вызывали многочисленные споры.
Я не хочу заново рассказывать цветаевкую биографию, это уже давно и с определенным успехом сделали А. Саакаянц, М. Белкина, И. Кудрова и др. Но, как и многие другие, не смогу не затронуть тему любви в жизни и творчестве Марины Ивановны.
Цветаева – одна из немногих женщин-поэтов (не поэтесс!). Очень часто в исследованиях  упоминается ее «мужской характер», «мужская сила слова», описывается ее стойкость перед испытаниями. Однако крайне редко говорится о ее женской сущности.
Что ни говори, но каждая строчка, каждое слово МЦ пропитано любовью. И не важно, стихи ли это о родине, подруге, муже, дочери, вещи (стол!), поэте (как явлении), дневниковые ли это записи или мемуарная проза.
По сути, конечно, поэт – существо вне пола и возраста, поэтому и любовь ко всему – вдохновенная, поэтическая. «Во мне так мало женщины…» – говорила о себе МЦ.
Но все же, как женщина – любила. Как женщина-поэт – неистово любила! Вспомнить хотя бы стихи к мужу – Сергею Эфрону:

В его лице я рыцарству верна,
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.

Или:

Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! Ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! Внутри кольца!
Ты — уцелеешь на скрижалях.

«Я полюблю того, кто принесет мне самый красивый камень», – говорила она Максу Волошину на коктебельском пляже. Сероглазый юноша, подаривший ей при первой встрече найденный на том же пляже розовый, изнутри освещенный, крупный сердолик, впоследствии стал не только мужем, но и другом на протяжении всей жизни. Этот союз принес немалые плоды – не только 2 дочерей – Ариадну и Ирину (младшая в раннем возрасте умерла в приюте), но и целый ряд стихотворений и поэм, посвященных Сергею Яковлевичу (а вместе с ним – белому движению), и дочери.
Несмотря на всё, что пришлось пережить, они хранили какую-то особенную преданность друг к другу, что помогало им идти вперед.
У Марины Цветаевой было много увлечений, с которыми Эфрону приходилось мириться, даже когда она красочно описывала их в своих стихах. Однако семья для нее символизировала постоянство и спокойствие, это было место, где можно укрыться от всего – мимолетных романов, жизненных неустройств, человеческого непонимания.
Непростым испытанием для Сергея Яковлевича был и цветаевский характер. С жесткой, прямой, требовательной к людям и, прежде всего, к себе – с ней было трудно и поклонникам, и родным. Она была неприспособленна к быту, с трудом переносила работу по дому.
Были и ссоры. В основном – по поводу возвращения из иммиграции в Советскую Россию. Но Цветаева все же поехала вслед за мужем, считая свою судьбу неотделимой от его судьбы, хоть и знала, что ждет их на родине. Через три месяца арестовали Ариадну, через полгода — Сергея Яковлевича. В самом начале Великой Отечественной войны Цветаева была эвакуирована вместе с другими литераторами в Елабугу.
Эфрон и Цветаева всю жизнь прожили вместе, и ушли из нее друг за другом.
«Папа и мама умерли в августе 41-го года, — напишет в Париж Ариадна Эфрон. Мама — 31 августа, а точное число папиной смерти я не знаю».
Многие друзья семьи говорили, что Марина Цветаева и Сергей Эфрон были очень искренними друг с другом. В их семье не было тайн(1).
Кроме одной…

Говорят, тягою к пропасти измеряют уровень гор…

Очень важными, яркими и плодотворными в творческом плане, стали отношения Марины Цветаевой с Константином Родзевичем в 1923 г в Праге. Роман, длившийся 3 месяца, несмотря на свою скоротечность и болезненность, подарил впоследствии нам много стихов об этом периоде, и два абсолютно гениальных произведения – «Поэму Горы» и «Поэму Конца». Возможно, еще одним гениальным «произведением» этого романа стал сын МЦ – Георгий (однако, эта тайна так и осталась нераскрытой).
Это были совершенно разные люди, но: «Встал на назначенном месте, как судьба».
А потом начались три любовных месяца «на Горе» (гора - небольшой холм Петршин на западной окраине Праги).
«Та гора была как грудь рекрута, снарядом сваленного, та гора хотела губ девственных, обряда свадебного требовала та гора…» – пишет  МЦ, и продолжает, предвкушая беду: «дай мне о горе спеть – наверху горы», «опознаете всей семьей – непомерную и громадную Гору заповеди седьмой». Осознавая преступность и запретность этой любви, она все же бросается к Родзевичу, ищет в нем спасение от себя самой же: "Вы единственный, кто попросил у меня всей меня, кто мне сказал: любовь – есть. Так Бог приходит в жизнь женщин" (из черновика письма к Родзевичу).
И любовь эта – гора! Которую не свернуть – которой (из-за всей ее мощи) – только подчиниться. («Говорят, тягою к пропасти Измеряют уровень гор»)
В этом романе ясно проявляется в Цветаевой борьба любви поэтической и женской (земной): «Как поэту — мне не нужен никто, (над поэтом — гений, и это не сказка!) как женщине, т.е. существу смутному, мне нужна воля, воля другого ко мне — лучшей».
В письмах к Родзевичу она женщина, говорящая о любви, к любимому – пишущая. Дома – за письменным столом – поэт, потому что слово – ее ремесло (но вместе с тем – жизнь!). Как и где воссоединяются две сущности (и разделялись ли они вообще?) – поэтическая и женская?

Как женщина, она горюет:

Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Дома — в счастье, и счастья в дом!

Счастья — в доме! Любви без вымыслов!
Без вытягивания жил!
Надо женщиной быть — и вынести!
(Было-было, когда ходил,

Счастье— в доме!) Любви, не скрашенной
Ни разлукою, ни ножом.
На развалинах счастья нашего
Город встанет — мужей и жен.

Как женщина, заявляет:

Но зато, в нищей и тесной
Жизни — «жизнь, как она есть» —
Я не вижу тебя совместно
Ни с одной:
— Памяти месть.

Как женщина, кричит о любви и боли:

Пойми! Сжились!
Сбылись! На груди баюкал!
Не — брошусь вниз!
Нырять — отпускать бы руку

При — шлось. И жмусь,
И жмусь... И неотторжима.
Мост, ты не муж:
Любовник — сплошное мимо!

И:

Стой! По-сербски и по-кроaтски,
Верно, Чехия в нас чудит?
Рас — ставание. Расставаться...
Сверхъестественнейшая дичь!

НО: как поэт понимает:

Не обман — страсть, и не вымысел,
И не лжет,— только не дли!
О, когда бы в сей мир явились мы
Простолю динами любви!

О, когда б, здраво и по просту:
Просто — холм, просто — бугор...
(Говорят, тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.)

В ворохах вереска бурого,
В островах страждущих хвой...
(Высота бреда над уровнем
Жизни) — На же меня! Твой…

Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет — увы!
Оттого что в сей мир явились мы –
Небожителями любви!

Увы, у женщины-поэта любовь не земная – а любовь небожителя! Из-за этого так сложно дается Цветаевой быт, из-за этого, возможно, рушатся отношения с Родзевичем. «Я у Вас прошу уверенности, я, не уверенная ни в чем, кроме себя» – почти кричит она в своих письмах к нему.
Уверенности не дал… Роман длился лишь 3 месяца. «Произошел не разрыв — расхождение. Я предпочел налаженный быт», — пояснил Родзевич любопытствующим и женился на другой.
 «Любовь это все дары – в костер И всегда – задаром» – писала Цветаева.
Она сама была тем костром! Бездной, которую ни Родзевич, ни кто-либо другой постичь так и не смог. «Я умею быть спокойной и веселой, мы бы с Вами чудесно жили, только одна просьба: полюбите мои стихи! Не давайте мне быть одной со стихами! Оспаривайте меня, утверждайте свое господство — и здесь. Я Вам всячески иду навстречу, протягиваю Вам обе руки, зову Вас, беру Вас в стихи. Я всегда хотела любить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть в надёжных и нежных руках. Слабо держали — оттого уходила. Не любили — любовались: оттого уходила».
 Так женщина оказалась сильнее. Уже много лет спустя Родзевич признается: «Именно по моей слабости наша любовь не удалась. У меня, стоящего на бездорожье, не было возможности дать ей то, что она ждала. Она меня тащила на высоты, для меня недосягаемые. Мне было тяжело быть ненастоящим… Марина дала мне большой аванс. Все это выкристаллизовалось теперь. Сейчас я люблю ее глубже и больше».

Любовь: единственное perpetuum mobile!

Так в письме к Родзевичу оценивала энергетику любви Цветаева. Это определение можно применить не только к их роману, но и ко всей жизни Марины Ивановны. Чувство, не имеющее равного по силе, могло проявляться не только к противоположному полу, но и к подругам, вещам. Нежным и трепетным было отношение МЦ к Соне Голлидей, актрисе Второй студии МХАТа, всю свою любовь к ней она описала в «Повести о Сонечке». Скандальными, сложными и напряженными были отношения с Софьей Парнок – поэтессой и переводчицей. Ей Марина Цветаева посвятила цикл «Подруга», Было и мимолетное увлечение актером и режиссером Юрием Завадским, которому впоследствии написан цикл «Комедьянт». Можно назвать еще много имен, с которыми, так или иначе, пересекалась судьба Марины Ивановны, но неизменным остается одно: чувство у нее всегда выражалось через слово. И эта самая большая любовь – к слову, к ремеслу – была взаимной!

 

Ася Малюгина, специально для cult-portal.ru

 

[1] Из статьи Л. Юдиной «Тайная любовь Марины Цветаевой». Аргументы и Факты
В статье также использованы материалы с сайта http://www.tsvetayeva.com/letters/let_rodz.php (цитаты, фрагменты писем)