Культурный-портал

Ади-грантх - священная книга сикхов

Однако Джахиз, по-видимому, унаследовал их ум, а не характер. Тактичный и мягкий, он знал цену придворной лести и вел спокойную жизнь мудреца, без унижений и без жертв. Он был писателем — и только писателем. Политические раздоры, волновавшие его современников, почести и слава — все это равно не интересовало его.

Хотя он и был современником Карла Великого, его литературная карьера напоминает карьеру талантливого европейского юноши XVII века. Чтобы добиться успеха, надо было жить в столице и найти там покровителя. У писателя, желавшего зарабатывать на жизнь пером, не было иного выбора, как посвятить несколько своих произведений могущественным людям в обмен на подарки и помощь.

Поэтому Джахиз посвятил одну из своих книг халифу.

Это помогло ему завоевать известность в Багдаде. Однако своим успехом он не был обязан низкопоклонству. В его книге нет похвал, обычно расточаемых льстецами. Она посвящена наиболее щекотливым и противоречивым проблемам того времени — политической и религиозной системе халифата.

В своей книге Джахиз не становится на чью-либо сторону, но беспристрастно излагает разноречивые точки зрения. Халиф Мамун и его визирь Зайят, любившие похвастать своей страстью к литературе, отнеслись благосклонно к «беспристрастному эрудиту». С этого времени Джахиз проводит дни то в своем доме в Басре, то в резиденции высокого покровителя — зимой в Багдаде, летом в загородном дворце.

Джахиз пишет обо всем: о теологии, поэзии, истории, географии. Ни дворцовые перевороты, ни народные волнения не прерывают его работы. Визирь впал в немилость; халиф умер. Но их соперники и преемники относятся к Джахизу одинаково дружелюбно. Он состарился при дворе и покинул его лишь из-за недугов. Дело в том, что Джахиз был своего рода новатором. Он принадлежал к школе мутазилитов, представители которой отказывались слепо следовать всем догматам ислама. Они черпали вдохновение в самых различных источниках, что дало им возможность подготовить почву для расцвета арабской науки и культуры в XI веке.

«Книга о животных» Джахиза и «Ботаника» Абу-Ха-нифы были одними из первых книг, посвященных изучению природы. «Книга о животных» содержит много цитат из Аристотеля, хотя в остальном в ней не особенно заметно греческое влияние. В ней помещены также отрывки из поэтических произведений, служащие (как это принято в средневековых трактатах) средством «подчеркнуть мораль и украсить повествование».

Джахиз делает также ряд собственных наблюдений Он ставит целью доказать единство природы, показать, что в глазах мудреца все в природе равно заслуживает внимания. Он проявляет особый интерес к насекомым и в «Книге о животных» предвосхищает некоторые положения современной теории эволюции.

Джахиз, однако, не был ученым, специалистом в какой-либо определенной области. Он писал книги о пшенице и пальмовом дереве, о металлах, о белых и неграх. Но его книги не были трудами ученого-животновода, металловеда или антрополога. Он стремился только возбудить интерес к исследованиям в этих областях и доставить удовольствие читателю.

Даже когда он пишет о богословии, изящество стиля не

изменяет ему: он избегает спорных теорий, предпочитая исторические факты и личный опыт.

Например, «Книга о скупцах» — это не труд о скупости, а собрание различных анекдотов, воспоминаний, удачных цитат и оригинальных мыслей. Это брошенные мимоходом замечания улыбающегося мудреца, который легко владеет пером. Он давно утратил твердую веру в поучение и уж если поучает, то с оттенком юмора.

И вслед за тем он разражается (у него слабость к отступлениям) изящным панегириком веселью. Заканчивает он его серьезными словами:

«Смех и шутка имеет меру и золотую середину. Перейдя эту границу, мы впадаем в фривольность, если же не дойти до нее — не получится настоящего веселья».

Для нас основная прелесть книг Джахиза заключается в характерах людей и описании человеческой скупости. Существует очень мало исторических документов, которые были бы так близки к жизни и сущности вещей.

«Книга о скупцах» проливает яркий свет на жизнь Месопотамии IX века. В ней содержится описание обычаев, мод, культуры, фольклора. Автор пишет о денежных затруднениях, о полиции, торговле, передает забавные анекдоты, которые люди рассказывали друг другу, пишет о том, что они ели. Фактически, это рассказ о повседневной жизни, которого не найдешь в школьном учебнике.

Писатель не намерен ограничиваться в своей книге только изображением скупцов; описывая их, он дает нам характеристику нравов того времени. Его скупые — странные люди. Они жадны обычно только в еде и напоминают людей, скупо угощающих своих гостей и тут Же одаряющих их золотом и драгоценными камнями. Перед нами возникает картина высокой культуры, хотя и не очень далекой от породившей ее суровой жизни кочевников. Она также проникнута поэзией, которой люди пустыни обогащали свою жизнь.

Вот как описывает свою трапезу бедуин:

Затем мы сделали похлебку из пшеницы, зерна которой плавно двигались в растопленном сале, словно гиена, ступающая в песках.

Потом нам принесли финики, подобные горлышку ящерицы, такие мягкие, что зубы вязли в них».

Джахиз был слишком образован и обладал слишком острым чувством юмора, чтобы эта прозаическая поэма могла принадлежать его перу. Однако он был, вероятно, в восторге, записав ее. Она дает нам возможность представить себе человека общительного, человека, наделенного ненасытной любознательностью, быть может, не очень глубокого, но всегда готового схватить «мудрые поговорки и современные примеры», чтобы пояснить свой взгляд и помочь взаимопониманию между людьми.

«Книга о скупцах» была частью серии очерков об обществе. В числе других — очерки «О ворах», «О молодых любовниках», «О школьных учителях», «О певцах».

В очерке о женщинах говорится о психологии полов, а в ряде других очерков автор выступает за равенство трех народов, составлявших в то время мусульманский мир,— арабов, персов, турок.

Когда Джахиз умер в возрасте 91 года, его оплакивала вся Басра. Его оплакивали как замечательного писателя, но больше всего — как обаятельного человека. К сожалению, у нас нет его портрета. По-видимому, он был очень уродлив. У него были большие выпуклые глаза — отсюда его прозвище: Джахиз (пучеглазый). В этом также причина того, что халиф Аль-Мутаваккил не нашел возможным сделать его наставником своих сыновей.

Но вспомним Сократа. Уродство Джахиза должно было скрашиваться улыбкой и умом. О нем, вероятно, можно было забывать при звуках его речи. Возможно, он не стал бы пичкать своих учеников стратегией и законами Корана, Он стал бы учить их ценить открытый и пытливый ум, стал бы прививать им терпимость, чувство дружбы, уважение к родному языку, приправляя все это долей скептицизма, ибо он, конечно, передал бы им все, что мог.

Было бы преувеличением видеть в Джахизе раннего Френсиса Бэкона, но сыновья халифа многое потеряли от того, что им не пришлось учиться у него.

«Нам принесли пшеницу, красную, как клюв соловья, и мы замесили хлеб и бросили его в очаг.

В наши дни у людей существует привычка ко всему привешивать ярлыки. Когда таким ярлыком наделяется какой-нибудь народ, то часто это вместо удобного средства для характеристики становится очень односторонним и неточным определением.

Одна из жертв подобной привычки — сикхи, известные только своей воинственностью. Люди удивляются, когда слышат о выдающемся сикхском ученом, враче или инженере или о том, что сикхи создали религиозную литературу, считающуюся одной из лучших в Индии.

Мир знаком с санскритской классической литературой, потому что люди были готовы поверить в литературные и философские способности индийцев. Однако доблесть сикхов на поле боя как бы лишила их всяких шансов на признание их успехов в области познаний.

Так длилось до 1954 года, пока ЮНЕСКО не предприняла перевод на английский язык отрывков из священного писания сикхов — «Адигрантха».

Это решение было принято в результате неоднократных обращений к правительству Индии со стороны различных организаций, представляющих 6 миллионов сикхов.

Молитва длится двое суток

Составление «Адигрантха» было в значительной степени работой Арджуна (1563—1606 годы), пятого из десяти сикхских гуру (учителей-пророков). Он собрал сочинения четырех предыдущих гуру, а также индийских и мусульманских богословов со всей Индии.

Незначительные добавления к «Адигрантху» были сделаны преемниками Арджуна. Наконец, десятый гуру — Говинд (1666—1708 годы) объявил, что после него больше не будет гуру и что «Адигрантх» должен считаться живым символом всех десяти пророков.

В настоящее время «Адигрантх» является предметом поклонения во всех сикхских домах и храмах. Обычно он бывает завернут в богато расшитую материю. Поклоняющиеся должны подходить к нему босыми, но с покрытыми головами. Они делают земной поклон и кладут на ткань, в которую завернут «Адигрантх», приношения в виде денег, цветов или пищи.

«Адигрантх» представляет собой неотъемлемую часть жизни сикхов. Отрывки из него читаются ежедневно. В особых случаях верующие читают его, сменяя друг друга, без перерыва, от начала до конца (чтение 5 тысяч стихов «Адигрантха» занимает двое суток). «Адигрантх» используется при выборе имен для детей, при обрядах, сопутствующих рождению ребенка, на свадьбах и похоронах. Эта книга излагает основы вероучения сикхов.

Антология религиозной поэзии

Помимо святости, приписываемой «Адигрантху» более чем шестью миллионами людей, существуют другие черты, делающие его замечательным произведением, Это, пожалуй, единственное священное писание в мире, которое не проповедует догматов какого-либо одного вероучения. «Адигрантх» — это предания всех религиозных групп и каст Индии того времени, в том числе и так называемых «неприкасаемых». «Адигрантх» составлен в виде антологии религиозной поэзии, представляющей сочетание индуизма и ислама. Это делает «Адигрантх» также и уникальным историческим документом. В нем сохранились творения средневековых святых; в некоторых из них описываются завоевания, религиозные распри и социальные условия того времени. «Адигрантх» помог сохранить также неискаженными традиционные формы индийской музыки.

5 тысяч стихов «Адигрантха» размещены согласно 31 pare (тональности) индийской музыки, ибо все гимны «Адигрантха» предназначены для пения, и профессиональные певцы исполняют их сейчас так же, как 300 лет назад. Однако популярности «Адигрантха» у сикхов и миллионов других людей в Северной Индии способствовала больше всего его поэтичность.

Стихи теряют в переводах большую часть своей прелести,— в особенности это относится к восточной поэзии, где аллитерация и ономатопея свободно применяются для того, чтобы создать музыкальное звучание. Кроме того, восточная символика настолько своеобразна, что люди, не знакомые с ней, редко испытывают то глубокое волнение, которое сопутствует ее пониманию. Несколько образцов, однако, могут дать некоторое представление об оригинале.

«Сандал - твое дыхание, лес - твои цветы»

Нанак (1469—1538 годы) был не только основателем религии сикхов - он был также талантливым поэтом. Среди его популярных стихотворений есть одно, сочиненное им в индийском храме во время обряда. По этому обряду перед статуей божества, которую надо было «уложить на покой», поднимали поднос с маленькими светильниками и курили фимиам. Это должно было изображать небо, звезды и ветер.

Нанак писал:

«Свод небесный - твой поднос, солнце и луна - светильники твои, рассыпана, как жемчуг, плеяда звезд.

Сандаловое дерево — дыхание твое, лес — твои цветы.

И как прекрасно это богослужение, о разрушитель страха».

Наиболее знаменитое произведение Нанака — «Джапд-жи», современная заупокойная молитва сикхов.

В ней он излагает свою философию, а в нескольких последних стихах впадает в религиозный экстаз:

«Если бы вместо одного языка мне была дана сотня тысяч,- сто тысяч раз я повторил бы, что во всем мире - единый бог.

Вот тропа, что ведет к нему, вот ступени, идущие вверх.

Поднимись же ко дворцу господа и соединись с ним воедино.

Звуки небесных песен повергают в трепет нас, ползающих, но стремящихся взлететь.

О Нанак, только его милосердие исполняется, все остальное — пустые слова и ложь.

Не в твоей власти говорить или молча слушать, дарить или отдавать.

Не в твоей власти жить или умереть, приобрести богатство и могущество.

Не в твоей власти покинуть мир и улететь.

Тот, кто гордится властью, пусть-ка попробует сделать это!

О Нанак, перед всевышним нет ни низкого, ни высокого положения».

Нанак верил в «золотую середину» и резко критиковал эпитимии и уединения аскетов.

«Вера — не в лохмотьях йога,

не в посохе, который он носит,

не в пепле, которым он посыпает тело.

Вера не в серьгах, которые носят в ушах, не в бритой голове.

Если ты хочешь найти путь настоящей веры — сохрани чистоту средь земной грязи».

Гуру Говинд, превративший сикхов из мирной секты в воинственную, сочинял стихи на трех языках - пенджабском, санскрите и персидском. Сочинения Говинда образуют самостоятельное собрание. Его воинствующее представление о боге излагается в этих волнующих строках, написанных на санскрите:

«Вечный бог, ты наш щит, кинжал, нож, меч, которым мы владеем. Нам дан защитник вечный, бессмертный — всевышний господь. 

Для всех нас — непреодолима сила стали, для всех нас — неодолим бег времени, но ты, бесстрашный заступник, ты защитишь своего слугу».

Перевод «Адигрантха» - труднейшая задача

 

Перевод «Адигрантха» представляет собой действительно грандиозную задачу. Он написан в основном на старопенджабском языке, который нелегко понять. «Адигрантх» составлен не в хронологическом или алфавитном порядке, в нем отсутствует строгая логика, которая должна бы быть в книге, излагающей определенное учение. Книга разбита, как уже разъяснялось, по тональностям, принятым в индийской музыке. Более того, в древних подлинниках все слова в строчке соединены воедино, как бусинки на нитке, и часто бывает трудно сказать — одно это слово или два. Поэтому имеется несколько толкований каждого текста. Уже не раз предпринимались попытки перевести «Адигрантх», однако до сих пор никому не удавалось соединить точность перевода с высоким поэтическим качеством.

Сикхи ждут, что с этой задачей справится ЮНЕСКО. В переводческую комиссию, созданную Индийской национальной академией литературы, входят, по просьбе Организации, известнейшие филологи, согласившиеся работать без вознаграждения. В работе переводческой комиссии участвует известный 84-летний поэт и богослов Бхай Вир Синг, ведущий уединенную жизнь ученого у подножья Гималаев. Вместе с ним работают два известных богослова — Джодх Синг и Харкишан Синг, а также молодой ученый д-р Трилочан Синг, известный своими переводами.

Когда предварительный перевод будет завершен, он будет передан для стилистической обработки известному шотландскому поэту Дж. С. Фрейзеру и автору данной статьи. Издание этого перевода даст возможность читателям, знающим английский язык, познакомиться с одним из шедевров мировой религиозной литературы.