Слова и что за ними скрывается

Проблема состоит в том, чтобы привести «мысленные образы» в как можно более истинное соответствие с «внешней реальностью». Лучшим путем для такого «приведения» (хотя и не непогрешимым) считается непосредственный опыт, выраженный в виде слуховых и зрительных представлений и в конечном счете в словах. Большую часть нашего образования мы получаем посредством слов и словесных описаний, и многое неизбежно оказывается потерянным при передаче с помощью речи, поскольку слова являются всего лишь заместителями соответствующего жизненно-реального контекста.

Возьмем, скажем, такие слова, как «бедность», «слаборазвитый», «горячий», «холодный», «демократичный», «прогрессивный», «отсталый» и т. д. В словарях можно найти их определения, но в умах людей это будут «коннотации» (созначения), которые оказывают влияние на мышление и руководят поведением. Более того, коннотации имеют не только индивидуальный характер, они также во многом общественны. Француз, камбоджиец, тунисец или англичанин, индиец, американец «поймут» слова, сказанные по-французски или по-английски, но схватят ли они в одинаковой мере все оттенки, все незаметные, тончайшие различия в значении — это другой вопрос.
На протяжении исторического развития многие представители различных культур обращали внимание на то, что слова в равной степени как информируют, так и дезинформируют. Но лишь в 1897 году оформилась наука, которая изучает проблему «значения». Француз Мишель Бреаль дал ей имя «семантика». Позже, в 20-е годы, в США возникло направление, получившее название общей семантики — его основоположником является Альфред Кожибский, — которое потом популяризировалось такими исследователями и писателями, как Стюарт Чейз, Уэндэлл Джонсон, С. И. Хаякава и Ирвинг Ли.

В произведениях этих и других авторов мы находим многочисленные примеры для иллюстрации того вклада, который может внести общая семантика в изучение других народов, других образов жизни, подчас столь отличных от нашего. Мы не претендуем на то, что привлечение большого внимания к этим и другим принципам и методам общей семантики само по себе устранит все проблемы «значения». Бесспорно одно: описание «вещей вне нас» может и должно выражаться более строго и с более точной интерпретацией.

Мир по своей природе — это динамический поток, ^безумный танец электронов», в котором нет двух идентичных вещей и нет ни одной вещи, остающейся неизменной. Об этом образно сказал более двух тысяч лет назад Гераклит: «В одну и ту же реку невозможно войти дважды».

Человек по своей природе — в отличие от других живых существ — способен использовать «наследие прошлого» с помощью им же созданного языка, однако его внутренний опыт в буквальном смысле «невыразим». Когда человек замещает реальность словами, появляются абстракции.
Природу языков можно сравнить с географи-ческой картой. Карта полезна в той мере, в какой она точно описывает местность. Карта и местность не есть одно и то же, точно так же не взаимозаменяемы слова и действительность, хотя нет ничего необычного в том, что некоторые люди реагируют на слова так же, как они реагировали бы на пощечину. И, конечно, специалисты по рекламе давно уже знают, что определенные названия оказывают магическое действие, как бы становясь внутренним свойством товара. Кто из нас в последнее время не покупал какую-нибудь вещь только из-за того, что ее название в большей степени, чем ее реальные свойства, зачастую еще неизвестные, является элементом цепи коннотаций.

Не существует двух идентичных вещей, и ни одна вещь не остается всегда той же самой. Это относится и к людям. Например, южноамериканец (А) не есть южноамериканец (Б), не есть южноамериканец (В), не есть южноамериканец (Г) и т. д. Другими словами, южноамериканец (учитель из Лимы) не есть южноамериканец (батрак из Бразилии) и т. д. И хотя мы в силу соглашения называем все 150 миллионов человек, живущих в Южной
Америке, «южноамериканцами», среди них нет двух одинаковых людей, в том числе, конечно, и среди обитателей одной и той же страны и даже одного и того же дома. Таким же образом нельзя считать полностью подобными другим ни одного из 77 миллиардов людей, когда-либо населявших Землю.

Утверждения, имеющие целью говорить о «народе» как о некотором едином существе, требуют определения. На вопросы типа: «Что думают африканцы об европейцах?» — совершенно невозможно ответить. Те вопросы, которые, вероятно, могут быть верифицированы, менее эффектны и, видимо, приносят меньше удовлетворения, но ответить на них и составляет существо проблемы. Только научившись гибко пользоваться языком, мы сумеем, вероятно, узнать больше, чем это позволяют непосредственные данные. В таком случае мы обнаружим, что такие термины, как «азиатский», «мусульманский», «восточный» и т. п., содержат как различия, так и определенное родовое сходство.

Япония 1840 года не есть Япония 1945 года, не есть Япония 1965 года, не есть Япония 1980 года и т. д. Изменения неизбежны, хотя степень их неодинакова. Тот, кто забывает об этом, неизбежно будет поражен, встретившись с расхождением между тем, что он считал истиной, и тем, чем она оказалась в действительности.

Одно и то же слово может обозначать различные «реальности», в то время как сходные с ними события или явления иногда называются по-разному.
Когда, например, кто-нибудь говорит «жарко», то понятие «жара» скорее символизирует субъективное состояние говорящего, нежели является описанием показаний термометра. Выражение «волна холода» может означать все что угодно: от 30—35° ниже нуля на Аляске до 5° выше нуля в Дели (между прочим, несколько майских дней в этом городе, когда температура достигает 30—35° выше нуля, едва ли можно назвать «волной жары»), Очень часто добавление говорящим слова «по-моему» и слушающим — слова «по-вашему» помогает определять так называемые утверждения о фактах как утверждения, зависящие от мнения. Разберитесь в таком старинном китайском отрывке, известном под названием «Критерий красоты»:

«Если человек спит в сыром месте, он заболевает ишиасом и может умереть. Ну, а что будет с угрем? Живя на дереве, человек постоянно будет испытывать страх. Ну, а как же обезьяна? Какую из этих привычек следует считать «абсолютно» правильной? Или еще: люди питаются мясом, олень ест траву, сороконожка довольствуется мелкими червяками, а совы и вороны находят удовольствие в мышах. Чей вкус «абсолютно» «правилен»? Обезьяну влечет к обезьяне, оленя к лани, рыбу — к рыбе, тогда как люди восхищаются величественной красотой Мао Чан и Ли Ци. Но при виде этих женщин рыба уходит вглубь, птицы улетают и олень спешит удалиться. Кто может определить, чей критерий красоты «правильный»? На мой взгляд, доктрины доброты и справедливости, пути правильные и неправильные безысходно перемешались. Как же я могу разобраться в них?»

Какие бы наиподробнейшие объяснения какого-либо предмета ни давались, всегда остается возможность добавить еще что-нибудь по этому вопросу. Любые описания всегда «неполны», последнее слово всегда не сказано. Полнота описания — это цель, но она, как и бесконечность, недостижима. Например, исследование определенной культуры, определенной страны может включать в себя изучение ее истории, ее развития, ее достижений и т. д., но все это никогда не будет исчерпывающим. И как бы ни был обширен обзор, в конце его всегда можно поставить «и так далее». Практически всегда остается лазейка, пусть самая малая, для новых сведений.

Перечень объектов, к которым может быть применена общая семантика, можно продолжить до бесконечности. Вот несколько советов, которым всегда надо следовать, вынося решение: лучше пользоваться описательными терминами, нежели терминами, выражающими одобрение или порицание. Например, слова «чистый» и «нечистый» относительны. Современный житель большого города, услыхав о том, что во многих деревнях Африки и Азии коровий помет используют в качестве топлива, может испытывать чувство отвращения. Но вот что пишет по этому поводу один американец, побывавший на Великой равнине в 1879 году. (В то время коровий помет — в записках он иносказательно именуется «щепками» — повсеместно употреблялся как топливо.) «Было комично наблюдать, с какой опаской наши жены на первых порах обращались с этими щепками. Начинали они с того, что забирали их двумя палками или кочергой. Потом стали пользоваться тряпкой или даже уголком собственного фартука. В конце концов, привыкнув, брали руками и лишь мыли руки после этого. А теперь? Теперь они вообще не обращают на это внимание: только что держала в руках хлеб — взялась за щепку, потом снова за хлеб, и даже рук не вытерла».

Следует пользоваться фразами, указывающими на определенные условия, которые осознаются вместе с утверждениями. Например, информация может возрастать с применением таких фраз, как в «нашей культуре», «с нашей точки зрения», «в то время» и т. п.
Просчеты часто случаются из-за неправильного представления о том, что некоторые ценности, принадлежащие другим культурам, имеют то же самое значение, что и наши собственные. Вот что писал Олдос Хаксли после своего кругосветного путешествия в 1927 году:

«Итак, путешествие закончено, и я снова возвратился туда, откуда отправился; возвратился обогащенный опытом, утратив былые представления и убеждения. Ибо уверенность и убежденность часто идут рука об руку с невежеством. Сомнение — это законное дитя знания и опыта. И чем больше приподымаем мы завесу таинственного, тем больше укореняется в нас сомнение; сомнение растет в той же мере, в какой обогащается наш опыт и обостряется восприимчивость наблюдающего.

...Я отправился в путешествие, зная или предполагая, что знаю, как должны жить люди, как следует ими управлять, как их обучать, во что они должны верить. Я думал, что знаю, какова лучшая форма организации общества, зачем оно создано. У меня было мнение по всем жизненным вопросам. И вот, вернувшись, я обнаружил, что утратил все эти убеждения.

...Чем лучше мы понимаем смысл вопроса, тем труднее нам ответить на него. Люди, всегда уверенные в своей правоте и придающие высокое значение своим суждениям, должны сидеть дома. Путешествуя, мы утрачиваем свои предубеждения так же просто, как теряем пару очков, но очки-то заменить легко, а уверенность — не очень».

Следует пытаться идти по пути замены неопределенных слов более точными. Например, часто говорят, что в муссонный период в Индии идут «сильные дожди». Утверждение обладало бы большим смыслом, если бы оно указывало, что в городе Аллахабаде, находящемся в долине Ганга, и в городе Нью-Йорке среднегодовое количество осадков составляет 1000 миллиметров, при той существенной разнице, что в Нью-Йорке выпадает 50—100 миллиметров осадков ежемесячно, а в Аллахабаде 925 миллиметров осадков приходится на период с июня по октябрь.
Нужно быть более внимательным к тем путям, которыми факторы культуры моделируют наши значимые суждения. Полезно в этом отношении посмотреть на ценности своей культуры глазами иностранца. Проанализируйте, например, такой отрывок из статьи под названием «Телесный ритуал у туземцев Акирема»: «Главное место поклонения — ящик или коробка, вделанная в стену. В этом ящике хранится много амулетов и магических средств, без которых, как считает каждый туземец, жизнь невозможна... Амулет не выбрасывают после того, как он сыграл свою роль, его помещают в волшебную шкатулку, домашнюю раку. Поскольку каждое такое магическое средство действует только против определенных болезней, а людей, страдающих действительными и мнимыми болезнями, очень много, то волшебная шкатулка всегда полна доверху. Магических пакетов накапливается так много, что люди зачастую забывают, в чем состоит их назначение, и боятся повторно пользоваться ими. Туземцы дают весьма неопределенные объяснения по этому поводу, и можно только предполагать, что сохранение всех старых магических средств нужно потому, что присутствие их в волшебной шкатулке, перед которой совершаются телесные ритуалы, каким-то образом охраняет того, кто отправляет этот культ».

То, что мы сейчас описали, — это всего лишь домашняя аптечка американца («Акирема» — написанное наоборот слово «Америка») или многих представителей любой другой страны западной культуры.

Следует с меньшим доверием относиться к своей собственной «мудрости». Анатоль Франс сказал как-то об одном человеке: «Он самообольщался тем, что якобы был человеком без предрассудков. А эта его претензия сама по себе являлась самым большим предрассудком». В книге Дж. Фрезера «Адвокат дьявола» (1909) говорится о том, что так называемые суеверия очень часто являются воплощением обработки опыта с точки зрения здравого смысла человека неискушенного и опрометчивого. В основе многих «мифов» лежат истины, которые помогали людям усовершенствовать и поддерживать социальный порядок и организацию.

Например, бытующие во многих странах поверья о том, что в болотах водится нечистый, могут показаться просто-напросто смешными. Но дело тут в том, что такие поверья — всего лишь «сокращенный способ выражения» факта, что в этих болотах постоянно гибнут люди. До тех пор пока не будет установлена причина гибели людей в болотах — возможно, малярия, — страх местного населения будет основываться на чем-то большем, чем просто «суеверие».

Конечно, многое из того, о чем здесь говорилось, не является каким-то откровением. Ни одна из высказанных идей не нова, многие методы общей семантики под различными названиями применялись образованными людьми, которые не знали слова «семантика» и уж, во всяком случае, не были подвержены влиянию трудов Ко-жибского и других. И это к лучшему. Потому что мы интересуемся не только тем, как люди проводят различие между «картой» и физическим пространством, которое эта «карта» описывает, сколько тем, что они такое различие проводят. Джордж Орвелл пишет: «Самое необходимое— позволить значению выбрать слово, а не наоборот... Вероятно, лучше всего как можно более не спе-
шить с употреблением слова и стремиться к тому, чтобы значение слова было таким же ясным, как образы и ощущения».

Никто не предлагает ставить под сомнение все абстракции. «Когда мы просим людей, чтобы они не реагировали на абстрактные термины так, как будто они реальности в себе, — говорит С. И. Хаякава, — мы всего-навсего говорим им: «Не будьте простаками». И до тех пор, пока главное наше внимание будет уделяться словам, мы будем продолжать накапливать символы и ярлыки, в то время как «драгоценные предметы», обозначенные этими символами и ярлыками, будут ускользать от выявления и понимания». Заключение спора заявлением «это семантические премудрости» должно уступить место более зрелому признанию того, что «действительные» поиски «значения» начинаются только тогда, когда мы оставляем в стороне слово.

СЕЙМУР ФЕРШ — директор Отдела просвещения Общества по изучению Азии в Нью-Йорке, в прошлом преподаватель средней школы. В 1958 и 1959 годах работал преподавателем в Индии. Автор ряда очерков и учебников по истории Индии.