Культурный-портал
"Вертинский" Олега Погудина. Воспоминание о спектакле. Фрагмент.
ОЛЕГ ПОГУДИН. «Вертинский»
3 февраля 2019 г. Концертный зал Мариинского театра
Фантазия на тему.
(фрагмент)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Олег Погудин, народный артист России, певец (тенор, баритон), мастер русской эстрадно-лирической песни. Член Президентского совета по культуре. Художественный руководитель музыкального театра "Романтика". Основатель общественного благотворительного фонда "Русскому гению". Просветитель. Организатор культурных проектов. Преподаватель, доцент, кандидат наук. Лауреат премии Правительства РФ за цикл программ "Песня объединяет". Обладатель большого количества наград, дипломов, благодарностей.
Александр Вертинский, яркий представитель русской культуры начала ХХ века, артист, шансонье, бард, поэт и композитор, лауреат Сталинской премии. Покинул Россию после Революции 1917 года (в 1920-м году), став уникальным явлением музыкального искусства эмигрантского зарубежья. Создал индивидуальный, самобытный стиль музыкально-поэтического самовыражения. Новатор эстрадного мастерства. Отец жанра "театр песни". Как вокалист, использовал на сцене художественно-выразительные театральные приемы. Каждая песня в его исполнении становилась мини-спектаклем.
Олег Вайнштейн, пианист, аккомпаниатор.
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ
Концертный зал Мариинского театра (или по-народному «Мариинка-3») имеет истинно петербургский характер, одна история его рождения, гибели и возрождения чего стоит.Историческое здание, построенное из редкого красного кирпича, было воздвигнуто изначально на улице Писарева в 1900 году по проекту русского архитектора, «балтийского немца» Виктора Александровича Шрётера. Функционально оно было административно-хозяйственным - на нижних этажах находились Декорационный магазин (место хранения декораций) и зал Дирекций Императорских театров.Над ними – мастерские по изготовлению декораций и их росписи.
В 2003 году почти все нутро здания погибло в результате пожара, вместе с декорациями, костюмами и обстановкой для мизансцен спектаклей. Остались одни стены. Спустя время было принято решение отстроить на пожарище концертный зал. К участию в этом проекте были приглашены мировые специалисты в области архитектуры, дизайна, сценографии - из Франции, Германии, Японии, а также отечественные мастера градостроительства.Генеральный архитектурный план-проект выполнил реставратор и специалист по театральным залам Ксавье Фабр при участии российских специалистов.
АкустикойМариинки-3 занимался мастер звука Yasuhisa Toyota, по его решению сценическое пространство получило такое необычное визуальное воплощение чаши, его обшивка из чередующихся вогнутых и выпуклых деревянных панелей соснового цвета обладают способностью «обнимать» звуком, благодаря чему распространение звука происходит по наиболее благоприятным для восприятия траекториям.Потолок над сценой и зрительным залом также является примером удачного новаторского приема – его волнообразная форма способствует рассеиванию звуков высокой частоты. Весь зал в целом выполнен в форме колыбели, а места для зрителей расположены не только по классической схеме - партер, амфитеатр, балкон – но есть еще и «террасы-ярусы», что создает широкую панораму обзора. Художественным оформлением зала занималась группа художников под руководством Михаила Шемякина.
Место это, возрожденное и обновленное, довольно быстро обрело ту характерную для петербургских театров атмосферу, что именуется «намоленной».Оказываясь здесь, сразу ощущаешь доброе родство, дающее осознание принадлежности к чему-то очень важному и цельному. С литерных рядов, как впрочем и из глубины зала, очень хорошо видны все визуальные детали сценического пространства, вся 15-метровая глубокая сцена, великолепный орган французской фирмы «Даниэль Кёрн». Декорационные панели солнечного цвета создают ощущение радости.Здесь заведена славная традиция, не утраченная со времен Императорских театров – начинать представление вовремя.
ПРОЛОГ
Зрительный зал погружается в мягкий полумрак, чаша сцены освещается.К роялю выходит пианист Олег Вайнштейн - как всегда, немного смущенный, встрепанный, с пушистыми вьющимися волосами, с искрящимися глазами сказочника Ганса Христиана Андерсена. Есть в его манере кланяться что-то мальчишеское, трогательное, он чуть наклоняется в сторону зрителей так, будто говорит всем: «Ну, что вы, это лишнее…». И тут же быстрым, пружинистым шагом словно перелетает к роялю. Садится, чуть замирает над клавишами и… начинается музыкальная поэзия.
Артист Олег Погудин, напротив, выходит к зрителю стремительно, твердой походкой человека властного, уверенного в себе. Ни тени волнения на лице. Красивый, четкий рельеф губ, высокий чистый лоб, спокойные, глубокие, мудрые глаза. Безупречное владение собой. Ни одного лишнего жеста.Предельная концентрация и спокойствие. Одним этим он приковывает к себе взгляды. Идеально сидящий классический костюм. Черные лакированные туфли с зеркальным блеском. Его императорской осанке со строго отведенными назад плечами и полукругом хорошо развитой грудной клетки могут позавидовать премьеры Большого театра.У него облик повелителя гармоний. Звуки, слова на сцене, шорохи, вздохи, шелесты, доносящиеся из зала – все находится под его контролем, он все видит, чувствует и расставляет по своим местам, как гроссмейстер - шахматную армию. Смутить его невозможно. Не существует помех, которые могли бы нарушить определенный им ход вещей. Программа концерта:чередование музыкальных номеров, фортепианных пьес, исполняемых аккомпаниатором, подношение цветов, его собственные монологи – все им просчитано и выверено. Даже если судьба допустит погрешность и возникнет неожиданность, его это не смутит.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
3 февраля 2019 года до первого аккорда песни Вертинского «Сумасшедший шарманщик» вся публика, пришедшая на концерт, была уверена, что пребывает в зимнем Петербурге 2019 года. Но стоило Олегу Погудину произнести «…Каждый день под окошком он заводит шарманку, монотонно и сонно он поет об одном…», как возникло перед глазами вечернее парижское бистро начала 30-х годов прошлого столетия, возможно, это был кабачок князя Феликса Юсупова «Мэзонетт-Рюсс», одно из популярнейших мест тогдашней русской эмиграции – великосветской и не очень. За маленьким столиком у окна - мужчина лет 40, некрасивый, но стильно одетый, одухотворенное лицо, - пьет аперитив и задумчиво смотрит в окно на старика с полуразбитой дребезжащей шарманкой на плече. Который раз он его здесь видит – не счесть. Они уже почти сроднились, хотя им еще ни разу не довелось переброситься и парой слов. Тоска в глазах посетителя бистро явно указывает на то, что, скорее всего, это русский – только они могут так внимательно слушать уличных музыкантов, горюя о своем. Это не Олег Погудин поет:«….Ты усталый паяц, ты смешной балаганщик, с обнаженной душой, ты не знаешь стыда…», - это Александр Вертинский, тот самый мужчина в вечернем бистро Парижа, ведет тихую беседу с героем песни. Но вскоре от разговора с шарманщиком он переходит к обобщениям философского плана, к размышлениям о доле человеческой – «Мчится бешеный шар и летит в бесконечность, и смешные букашки облепили его. Бьются, вьются, жужжат и с расчетом на вечность, исчезают, как дым, не узнав ничего…» - это про людей. Про всех нас, про наши тщетные попытки что-то понять и постичь. Мудрость Вертинского-поэта в том, что из уличной бытовой сценки вырастает философское эссе о нелегкой судьбе Художника. И вот уже совсем наше, национальное – «Мы- осенние листья, нас бурей сорвало, Нас всё гонят и гонят ветров табуны. Кто же нас успокоит, бесконечно усталых, Кто укажет нам путь в это царство весны?...».Олег Погудин не поет, но размышляет, мелодия волнообразно то приливает к берегу воспоминаний, почти затихая, то вскипает, бурлит горечью, сопротивлением, непониманием.И, наконец, пик осмысления – та самая вершина, что превращает вечерний музыкально-поэтический сплин в поиск смысла жизни- «Будет это пророк или просто обманщик, и в какой только рай нас погонят тогда?.. Призрак большевистской России поднимается с сумеречной мостовой Парижа.А что живое сердце может противопоставить политике и неволе? Конечно, любовные озарения.Поэтому сразу после «Сумасшедшего шарманщика» Олег Погудин прибегает к приему ретроспекции – его Александр Вертинский из вечернего парижского кабачка в воспоминаниях переносится в свою юность времен дореволюционной России. 1916 год.
Артист на сцене тут же преображается, - иное выражение глаз, более легкая поступь. Словно молодея вместе с Вертинским на 15 лет, он делает зрителя свидетелем поединка влюбленного артиста с завистливым закулисьем: «Вы стояли в театре, в углу, за кулисами, А за Вами, словами звеня, парикмахер, суфлёр и актёры с актрисами, потихоньку ругали меня. С отвагой молодости, способной вытерпеть любую душевную и физическую муку, Олег Погудин словами простого, почти бытового повествования Вертинского рассказывает привычную для артистического мира историю. Историю о чем-то очень хорошем и важном, уместившемся в одну короткую фразу: "Послушайте, маленький, можно мне Вас тихонько любить?", когда женщина (по некоторым уверениям, это была Вера Холодная), образ которой Вертинский описывает одной лишь фразой "В этот вечер Вы были особенно нежною, как лампадка у старых икон…», - дает герою защиту от пересудов недоброжелателей.Это даже не история о любви, но мимолетный эскиз. Вертинский описывает его через слова и музыку, а Олег Евгеньевич живописует - пластикой рук, интонацией снисхождения по отношению к завистникам, улыбкой глаз, обращенностью взгляда к незримой женщине, пообещавшей герою большое чувство.
В следующем своем воспоминании того же 1916 года Вертинский обращается к некой женщине (опять-таки есть предположение, что и эта песня посвящена«королеве немого кино», что маловероятно): «Где вы теперь, кто вам целует пальцы, куда ушел Ваш китайчонок Ли?.... Вы, кажется, потом любили португальца, а может быть, с малайцем Вы ушли…». Но Погудин рассказывает об этом отжившем чувстве, не болезненном, почти забытом снисходительно, с мягкой иронией. Так смотрят на фарфоровые статуэтки балерин – восхищаясь их красотой, не принимая близко к сердцу.В довершении он забавно акцентирует слова «лиловый негр», превращая всю историю в шутку.
И вновь Париж 30-х. Одна из самых знаменитых «фирменных» песен Александра Николаевича – «Мадам, уже падают листья». В ней герой скорее рассказывает зрителю свою историю не сложившихся отношений с объектом интереса, нежели обращается непосредственно к женщине, как в двух предыдущих сюжетах. В песне два времени года – лето (зарождение чувства) и осень (грустная развязка). Олег Евгеньевич начинает «настойчиво, нежно и рьяно», мужская страсть его героя к «девчонке, звезде и шалунье» кажется привычным «летним» романом, за которым ничего не должно последовать. Но неожиданно «пляжная шалунья» в голубых pyjamas превращается в мадам: «Мадам, уже песни пропеты,мне нечего больше сказать. В такое волшебное лето нельзя слишком долго терзать…Я жду вас, как сна голубого, я гибну в любовном огне, когда же вы скажете слово, когда вы придете ко мне…?». Судя по глазам артиста, все серьезно. Ни тени дешевого мелодраматизма, сводящего подобные сюжеты на уровень кафешантанных песенок. Движения и жесты Олега Евгеньевича выдают мужчину настойчивого, порядочного, способного на глубокое чувство.Осенью наступает развязка. Вместе с птицами, улетающими на юг, с героем прощается и мадам. При этом, как сам Вертинский, так и Погудин ошеломляют зрителя непривычным исходом - на очередное прошение влюбленного о взаимности она отвечает: «Я вас слишком долго желала, як вам никогда не приду». Становится очевидно, что летний флирт перерос в серьезное чувство, слишком серьезное, чтобы на него отважиться.
Но прошлое не отпускает. Вертинский вновь отступает в летнее свечение 1916 года – юность всегда озарена солнечным светом, какой бы мятежной и голодной она ни была. Искренняя привязанность 27-летнего Александра к Вере Васильевне Левченко, жене юриста и офицера императорской армии Владимира Холодного хорошо известна. Это с его подачи она попала на кинопредприятие Талдыкина, а позже и к самому Ханжонкову -так родилась звезда немого кино Вера Холодная. О ней и для нее были написаны две последующих песни «Маленький креольчик» и «Ваши пальцы пахнут ладаном». Чувство к замужней женщине – вещь опасная, а Вертинский был порядочным, поэтому выражал влюбленность исключительно через теплое дружеское отношение к ней и ее семье. Но в песне мог себе позволить большее, и Погудин это показывает: у него теплеет взгляд, суровая баритональность смягчается, окрашиваясь в нежные тона: «Ну, где же вы, мой маленький креольчик,мой смуглый принц с Антильских островов, мой маленький китайский колокольчик, капризны, как дитя, как песенка без слов…». Это уже совсем иное, нежели «Где вы теперь, кто вам целует пальцы….?». Олег Евгеньевич сдержан в жестах, но его голос возвышенно звенит, а взгляд устремлен на пусть невидимую, но такую реальную маленькую женщину (рост Веры Холодной 162 см.), изящную, как статуэтка, притягательную и хрупкую. Когда вместо страсти в глазах мужчины нежность, становится ясно – что все по-настоящему.
Воспев Веру Холодную в красивой серенаде о креольчике, в этом же году Вертинский по трагическому прозрению пишет романс-предсказание – страшный, эмоционально тяжелый – «Ваши пальцы пахнут ладаном…». За три года до реальной смерти Веры Холодной.Смерти странной и подозрительной. Официальная версия – «испанка».Эта потеря стала для Вертинского одной из тех, что оставляют след на всю жизнь.Это не песня, но апофеоз боли, настолько мучительной, что перенести ее возможно лишь человеку большой силы.Особенно это ощущается на контрасте, когда после воздушного «Креольчика» звучит настоящий реквием, от тихого смиренного Andante Олег Погудин постепенно доходит до вокального и эмоционального взрыва «Ничего теперь не надо нам, никого теперь не жаль…». Сдерживаемая внутри скорбь прорывается из глубины.
Время, проведенное в Париже (с 1925 по 1933 гг.), для Вертинского самое счастливое и плодотворное.Сюда он приезжает после трудного пребывания в Берлине, и живет здесь в «маленькой России» - русских эмигрантов в одной только столице Франции было 80 тысяч человек.Беспрестанно горюя по Родине, они, тем не менее, ухитрились создать «город в городе», целый блистающий мир, - утонченный, сияющий благородством, кипящий страстями, и как будто непременно бессмертный. Вертинский говорит об этом Париже в своих воспоминаниях таким красивым, образным, мужским слогом, что зависть берет. В его описании это город-вселенная, венценосная обитель величайших гениев, город-космополит, щедрый, страстный, принимающий в свои ароматные объятья любого, кто чувствует и ценит жизнь. Эта непременная роскошь, шик и блеск, эта сочность, дерзость, вечная весна пропитывает город романтиков особой ясно-сердечной атмосферой.Это было время, когда лучшие представители русской аристократии, вся «княжеская государева свита», сбежавшая от большевистского террора на Запад, большей частью в Европу, была источником фамильного сияния дома Романовых. Великие князья, сохранившие выправку и признаки родовитости, аристократичные до рези в глазах (на свет ведь всегда смотреть больно) заполняли парижские кабаре и рестораны.
И чем острее была тоска по Родине, тем пышнее меха, сиятельнее улыбки, нежнее взгляды русских красавиц, кружащих головы европейским богачам. Этот праздник призван спасти «погорельцев» из того пепла, что грозил заполнить их души до отказа. Они веселились так, будто все они не сбежавшие, несчастные, утратившие свой родной угол люди, но «высший свет», выехавший в Европу на недолгую великосветскую вечеринку с единственной целью – «мир посмотреть и себя показать», и уже завтра утром за ними приедут, чтобы отвезти их к пароходам и поездам, следующим в Россию…
Князь Феликс Юсупов во время одной из дружеских посиделок с Вертинским сказал о России:«Мы любим ее, мы тоскуем по ней- и не смеем даже взглянуть ей в лицо!».
Кристина Французова-Януш