РУБЕНС (1577-1640)

В своем восхищении Рубенсом Делакруа не был одинок. В числе почитателей Рубенса мы видим его современников и представителей многих последующих поколений, людей искусства, науки и литературы. Гёте дал в своих высказываниях высокую оценку Рубенсу. Знаменитый английский пейзажист Джон Констебль в числе пяти лучших пейзажей мировой живописи первым назвал «Радугу» Рубенса. Французский поэт Бодлер сочинил восторженную оду в честь Рубенса. Соотечественник великого живописца, крупнейший бельгийский поэт XX века Эмиль Верхарн, вдохновленный бессмертными рубен-совскими произведениями, создал свой знаменитый цикл фламандских поэм, а позже — горячо и талантливо написанный этюд, посвященный ему. Обаянию искусства Рубенса покоряемся и мы, и сейчас, триста лет спустя после его смерти, властно влечет к себе нас жизненность его образов.

Рубенс жил в первую треть XYII века. Родина художника, Фландрия, только что пережила тогда общенародный подъем, перенесла суровую борьбу за национальное освобождение от испанских захватчиков. Эта борьба не была доведена здесь до конца, как на севере Нидерландов — в Голландии. Фландрия Заключила компромиссный мир с Испанией. Но в годы, на которые падает юность Рубенса, в стране было сильно политическое брожение, в народе жил дух борьбы и национальная гордость.

И вот в это-то время во Фландрии сложился художник, соз-давший ее национальную школу живописи, принесший ее искусству мировую славу. Все, что было создано здесь ценного, рождено было рубенсовским гением или согрето его живительным теплом. Все известные фламандские живописцы — Сней-дерс, Иордане, Ван-Дейк — были учениками великого мастера.

Искусство Рубенса неповторимо индивидуально, национально своеобразно, но лишено какой бы то ни было национальной ограниченности. Он говорил в своем искусстве на языке, понятном во всех странах, был мастером подлинно мирового мас-штаба. Рубенс много путешествовал, изучал лучшие образцы тогдашнего европейского искусства. С восхищением знакомился он с произведениями Леонардо, Микельанджело, Тициана, Тинторетто, Веронезе. Однако различные влияния далеко не определяют собой искусства Рубенса: своими корнями оно уходит глубоко в почву родной его Фландрии.

Впечатления юности, недалекое прошлое его родины — героическая борьба фламандского народа с иноземцами — питали творчество Рубенса живительными соками. Именно благодаря этому он сделался восприимчивым ко всем благотворным влияниям итальянского искусства эпохи Возрождения. И в годы, когда в самой Италии уже торжест-Бепо.    вовала католическая реакция, когда она простирала свое господство над всей Европой, Рубенс остался певцом свободного, не стесненного никакими условностями человека, певцом всего героического.

Представление Рубенса о человеке как о самом ценном и прекрасном в природе, величайшая вера в силу человека, отношение к нему как к самому совершенному в природе и как к неотъемлемой ее части—вот что лежит в основе искусства Рубенса, и Это роднит его с мастерами высокого Возрождения в Италии.

Рубенса бесспорно можно причислить к этой великой семье художников, к тем «титанам по силе мысли, страстности и характеру, по многогранности и учености», как называл их Энгельс. Характеристика Энгельса вполне применима к Рубенсу, бывшему энциклопедически образованным человеком, блестящим дипломатом, которого высоко ценили при всех европейских дворах, и гениальным художником.

Любовь к античности, к ее культуре и искусству, большим знатоком которых был Рубенс, — черта, также сближающая его с плеядой мастеров Ренессанса.

Рубенс начал самостоятельно работать как живописец, когда вернулся из поездок по Италии и Испании на родину, в Антверпен, в 1608 году. С самых первых шагов успех сопутствовал ему. Он получал многочисленные заказы от различных монастырей, от двора испанского наместника во Фландрии. Он писал картины на сюжеты из священной истории, в*урман в своем саду.    аллегорические    композиции    с различными историческими и мифологическими персонажами. Во всех таких произведениях он смело ставил и решал свои сооственные задачи: он изучал человека, человеческое тело в его движениях, выражающих различные порывы, страсти, переживания. Замечательны, например, его «Воздвижение креста» и «Снятие со креста», полные драматизма. В самых образах человека Рубенс не следует какому-либо ранее выработанному идеалу. Он создает свой особый, чисто фламандский тип.

Чрезвычайно интересна в этом отношении одна ранняя работа Рубенса, сделанная около 1615 года, очевидно как подражание каким-то старым образцам нидерландской живописи: изображение св. Пепина, герцога Брабантского, и его дочери, св. Бегю. Это произведение указывает на то, что Рубенс изучал не только итальянское искусство, но обращался также и к дудожественным традициям своей родины и как с их помощью старался найти особый, дорогой ему определенными своими чертами человеческий образ. Эти поиски он продолжал в ряде портретов. Попытки художника создать такой образ были одновременно попытками наполнить этот образ новым содержанием; его большие, свежие, полнотелые фламандцы, в изображении которых он свободен от мелочного бытовизма, кажутся мощным олицетворением земной, физической жизни.

Рубенс всегда любил насыщать картины бурным, стремительным движением. Он выбирал сюжеты, позволяющие развертывать сцены битв, борьбы, стремительного бега или головокружительного танца. Он передавал движения резкими поворотами, изгибами тел, раккурсами; позднее все большую роль начал играть у него колорит; краски моделируют форму так легко и так живо, что даже при относительно спокойной позе сохраняется впечатление
движения тела. В отношении колорита Рубенс больше всего следовал Тициану. Он любил прозрачные светящиеся краски, сочетание оливковозеленых и коричневых с горячими красными. То, что бесспорно выполнено самим мастером, а не его помощниками по мастерской, колористически безупречно.

О работе Рубенса над колоритом дают представление его советы своим ученикам. Он им говорил: «Начинайте ваши тени легко, избегая вводить в них даже ничтожное количество белил: белила — яд живописи и могут быть введены лишь в светах. Раз белила нарушают прозрачность, золотистость тона и теплоту ваших теней — ваша живопись не будет больше легкой, но сделается тяжелой и серой. Совершенно иначе дело обстоит со светом. Здесь краски могут наноситься корпусно, насколько это нужно, но необходимо, однако, сохранить тона чистыми. Это достигается наложением каждого тона на свое место, располагая их один возле другого таким образом, чтобы легким движением кисти можно было £ту- шевать их, не тревожа самих красок. По такой живописи можно пройти затем заключительными ударами, которые так характерны для больших мастеров».

Талант художника расцвел в последний период его творчества, когда он, вторично женившись, уединенно жил в загородном доме и был относительно свободен от больших официальных заказов. В эти годы он пишет лучшие свои картины — автопортреты, портреты детей, своей молодой жены и ее родственников.

Эти портреты поражают своим реализмом, Рубенс достигает в них вершин живописного мастерства. Все средства — колорит, рисунок, свет находятся в удивительном единстве, все они призваны воссоздать с предельной живостью на полотне образ человека. Но странно, что в портрете, где кисть художника фиксирует каждую самую мелкую морщинку, портящую молодое лицо, или беспощадно передает дряблость чересчур располневшего тела, нет никакой будничности, ничего серого, скучного: они праздничны, ,в них слышится торжественный гимн жизни, молодости, Заставляющей сиять глаза, трепетать ноздри, улыбаться губы; первые же признаки увядания, кажется, только оттеняют великолепие расцвета.

В этот период Рубенс создает и самые значительные свои мифологические и аллегорические сцены. Не связанный заказами, необходимостью льстить в таких произведениях какому-нибудь высокопоставленному ЛИЦУ, художник свободно интерпретирует образы античности. Он создает в живописи такие же ясные, безмятежные, физически совершенные образы человека, какие оставили древние греки в пластике. Делакруа назвал Рубенса «Гомером живописи». Вместе с тем Рубенс внес ловое, свое в отображение человека в искусстве не только по отношению к античной скульптуре, но и по отношению к живописи Ренессанса. Опираясь на достижения последней, он не останавливается уже на разработке основ живописи — на изучении линейной перспективы, на анатомии человека и т. п., это уже было завоевано. От гармонического, пластически идеального, но статического образа человека, данного несколько изолированно, лишь внешне сопоставляемого с другими объектами, его окружающими, Рубенс (перешел к изображению человека в действии, движении, борьбе, в тесном взаимодействии со средой.

Борьба противоположных сил, богатство жизни противоречиями — вот то новое, что показал Рубенс в своем искусстве. Всевозможные столкновения, конфликты никогда не окрашивались для Рубенса в черные тона, не были для него трагедией, а воспринимались им как закон жизни. В борьбе с чуждыми ему силами человек у Рубенса всегда побеждает, человеческое начало всегда торжествует. На его великолепных охотничьих сценах охотники разят диких зверей, Персей освобождает от страшного чудовища прекрасную Андромеду, греки теснят варварские полчища амазонок. Отвлеченные понятия Рубенс, подобно древнему греку, олицетворяет в образах человека. Четыре страны света — четыре по-разному охарактеризованные фигуры; бедствия войны изображены как физические страдания человека и разрушение созданной им культуры. «Страшный суд» рисуется Рубенсу жестокой и бессмысленной гибелью совершенных человеческих созданий. Как далеко это от требований церкви, от религиозного искусства!

Иногда Рубенса называют художником знати. Действительно, ему приходилось выполнять немало ее заказов. Но творчество его по духу своему всегда было демократично. Интерес к народным типам, к народной жизни, уважение к труду всегда отличали Рубенса. Он оставил блестящие, увлекающие своим весельем сцены крестьянских праздников во Фландрии — «Кермесс».

Пейзажи Рубенса заслуживают специального изучения. Не один пейзажист учился и будет учиться у Рубенса. Особенно интересны пейзажи со сценами труда. Широкие, грандиозные панорамы развертываются на полотнах Рубенса. В долинах текут реки, вдали высятся холмы, зеленеют богатой листвой деревья. В небе — то ветер гонит тучи, то восходит луна, то радуга пересекает его свод. ,И среди этой мощной природы трудятся, собирают плоды своего труда, отдыхают и веселятся люди. Возчики камней проводят по скалистой дороге своих лошадей, крестьянки доят коров, пастухи стерегут стада, жницы идут с работы. Проявление свободных сил природы и сцены человеческого труда сливаются в единое гармоническое зрелище. Гёте в Рубенсе-пейзажисте отмечает еще одну его черту: «Он как исторический живописец искал не только значительного, так как это он умел вложить в каждый предмет; поэтому его пейзажи остаются единственными в своем роде. Нет недостатка в крутых горах и беспредельных пространствах, но он умеет вложить частицу своего духа даже в спокойную, простую местность, и потому самое ничтожное становится важным и привлекательным».

Никто не создавал таких одновременно героических и реалистических пейзажей, как Рубенс. Впоследствии в истории пейзажа два эти жанра — героический и реалистический пейзаж — существовали как резкие противоположности. Сама действительность обуславливала это- Развитие и господство капиталистических отношений, хищническое обращение с природными богатствами, с одной стороны, стремление укрыться от социальной действительности в девственной природе — с другой, все растущая противоположность города и деревни мешали появлению пейзажей, подобных рубенсовским. Подлинными наследниками великого фламандца могут стать только наши советские пейзажисты, художники страны, где человек творит в согласии с законами природы и, познавая их, подчиняет своей воле.

Триста лет отделяют нас от времени, когда жил Рубенс, а сколько ценного и интересного можем найти мы в его поистине огромном художественном наследии!

Искусство Рубенса утверждает жизнь во всем великолепии ее свободного цветения, оно реалистично в самом глубоком смысле слова, вместе с тем оно насыщено романтикой. У Рубенса много патетики, преувеличений, но они всегда основываются на глубоком понимании действительности, возможностей, в ней заложенных.

Широта, многогранность рубенсовского дарования делают его искусство поистине неувядаемым.