Ригведа, буддизм - страдание и причины

Санскритское слово «духкха» интересным образом семантически не совпадает с его западным аналогом. Физическое страдание, боль и скорбь не выражают всей полноты духкхи. Страдание само по себе имеет три широких модуса.

1.    Страдание как неудовлетворенность. Захваченный внешним, человек «высасывает» все, что возможно из окружающих его вещей и неизменно переходит к следующим, что уже говорит о его принципиальной неудовлетворенности.

2.    Страдание как претерпевание. Страдание как пассивность, претерпевание чего-либо вследствие тотального действия закона кармы. В таком ракурсе даже мирское счастье становится лишь частным случаем абсолютного страдания, ибо оно тоже претерпевается. Это «страдательность» в самом общем смысле. Уместно провести лингвистическую параллель со страдательным залогом во многих языках мира: «дерево срублено», «человек рожден», не сами по себе, а кем-то или чем-то.

3.    Страдание как процессуальность. Динамический модус страдания. В психофизическом смысле человек подобен потоку физических, биологических, ментальных реакций и движений, остановить который ему далеко не под силу, можно только выйти из него, освободиться. Интересно, что аспект страдания как боли, столь важный для христианской этики, практически не учитывается. Т.В. Ермакова и Е.П. Островская в книге «Классический буддизм» осуществляют подобную же классификацию, в которой первый уровень - «страдание как таковое» (боль), второй - «страдание перемен» (оно, если отбросить нюансы, объемлет 1 и 2) и третий - «страдание нестабильности» (3) [96, с. 34-35].

Но столь тщательный разбор анатомии страдания будет актуален позднее, здесь мы только обозначили рамки проблемы. В «Ригведе» мы замечаем совершенно иной взгляд человека на мир и страдание. Фактически, при беглом просмотре гимнов, тема страдания вообще не просматривается. Человек ещё не обнаруживает свою страдательность, это сделают позже Будда и «Гита». Только в некоторых отрывках сквозит тень неудовлетворенности, человеческого не-уюта в окружающем мире. Страдание ригведийского человека банально: болезни, демоны, дурные сны и предзнаменования: «Я за-
брал его с помощью жертвенного возлияния, тысячеглазого,/Дающего (жизнь) в сто осеней, дающего сотенный срок жизни,/Чтобы сотню осеней вел его Индра/На ту сторону любой опасности!» (X, 161.3) [36, с. 308]. Череда гимнов, следующих за цитируемым выше раскрывает целый блок возможных страданий человека. Это видно уже из их названий: 162 - «Против демонов, вредящих зародышу»; 163 - «Против болезни якшма»; 164 - «Против дурных снов»; 165 - «Против голубя, предвещающего гибель»; 166 -«Против соперников». Так в Х, 165.5 говорится: «Гимном голубя оттолкните прочь!/Радуясь жертвенному напитку, обведите кругом корову,/Стирая все несчастья !/Пусть улетит он, летя во всю мочь, оставив (при нас) нашу силу» [36, с. 311]. Столь же банально выглядят, как мы уже могли заметить, и вакцины против страданий - это, прежде всего, чтение имеющих заклинающую энергию гимнов (мантра) и проведение пышных жертвоприношений (ягья).

Итак, человек «Ригведы» реализует себя в следующей позиции относительно страдания. Ощущение наличия духкхи, конечно, присутствует, но человек не желает осуществлять свою экзистенцию через страдательность, претерпевание и т.д. Его мироощущение гораздо более светлое, не омраченное. Примечательно и то, что даже «авторы» «Ригведы» - ведийские риши не выражают человека с помощью духкхи, данная экзистенциалия практически табуируется в самхите, ее использование сведено к нулю.

Диалектический антипод духкхи - сукха (счастье) в глазах философа, умудренного знанием истории поздней индийской религиозности, выглядит попросту наивным. Меньше холода - больше тепла, меньше эластичность - больше упругость, меньше страданий - больше счастья. А оно по замыслу человека «Ригведы» способно предоставить большую степень комфортности пребывания человека в мире, способно заставить человека забыть о страдании. Такими мотивами пронизаны многие гимны, желания обретения материальных богатств и потомства доминируют в памятнике: «Нас здесь выбирай себе/Для дружбы, для счастья,/Для великого сверкающего богатства!» (IV, 31.11) [35, с. 396]. «Кто владеет высоким, прочным богатством,/Этого Индру мы хотим прославить на местах жертвенных раздач,/(Того), кто с Ваю побеждает (на реках) Гомати,/Смело ведет вперед к счастью». (IV, 21.4) [35, с. 384]. «Так хотим мы почтить отца, кому принадлежат все боги, быка,/Жертвами, поклонением, жертвенными возлияниями./О Брихаспати, да будем мы с прекрасным потомством,/С сыновьями-героями, повелителями богатств!» (IV, 50.6) [35, с. 415]. «Боги, голубь ищущий чего (-то), посланный/Как вестник Гибели, появился здесь./Ему мы пропоем (заклинание), совершим искупление./Да будет счастье нашим двуногим, счастье четвероногим!» (Х, 165.1) [35, с. 311].

В целом в «Ригведе» человек придает сукхе первостепенное значение. Он стремится к счастью, всячески стараясь при этом не замечать свое страдание. Гиперболизация умеренного наслаждения, не гедонистического образа жизни приводят к построению определенной системы аксиологии, где
кама («наслаждение» - зачастую синоним сукхи) является конституирующим и окончательным звеном, которое соответственно призваны предварять дхарма (обязанности религиозного порядка) и артха (богатство, экономические ценности). Кстати, такие же ценности выдвигает Ватсьяяна в знаменитой «Кама-сутре», в своём мировоззренческом (но не практическом) плане вполне отражающей общее настроение «Ригведы». Но подобное переживание сукхи поистине не долговечно, к тому же максимум, который оно предполагает - попадание на Сваргу (арийский рай), где по соседству с богами течет жизнь, исполненная наслаждений, однако ему еще очень далеко до будущей «ананды» («блаженства») классической веданты.

текст взят из книги В.В. Останина