Древо жизни

На всех континентах жизнь людей и деревьев издавна связывали тесные узы. Человечество разрушило их, поэтому нас так волнует наше будущее. Как бы там ни было, если мы попытаемся отвести вполне реальную опасность, которую представляет исчезновение лесов на планете, то нам необходимо, хотя бы кратко, исследовать связи, существовавшие между людьми и деревьями вплоть до нашего столетия.
В разных уголках Земли живет легенда о праотце всех деревьев, древе-великане, которое поднималось к небесам из центра Земли и являлось осью Вселенной. Оно объединяло три стихии, его корни уходили глубоко в почву, а крона упиралась в небесную твердь. Оно дарило планете воздух, всем земным тварям — плоды, налитые солнцем и влагой, которую оно брало из почвы. Дерево притягивало молнии, дававшие людям огонь, и движением ветвей приказывало облакам, резвившимся у его верхушки, поить землю живительным дождем. Оно было источником жизни и обновления. Неудивительно, что культ дерева был столь распространен в древности.
В выжженном солнцем Египте царил священный сикомор, в скованной льдами Скандинавии, родине тевтонов, — ясень Иггдрасиль. В Индии священный фикус (Ficus religiosa) отождествляют с брахманом: у его подножия достиг просветления Гаутама Будда. По китайским преданиям, в центре Срединной империи и всего мира росло «прямостоящее дерево» (Кьен-му). У индейцев, обитавших на территории современной Мексики, мировое древо поднималось во всей своей красе из чрева богини-Земли в пятом измерении пространства, объединявшего высшее царство с низшим. В Африке до недавнего времени священным считалось дерево предков, обитель бога и человека (у догонов — килена, у бамбара — баланза, у дагомейцев — азе), а в некоторых американских общинах вообще верят, что священное дерево — истинное место рождения человека.
Обычно божество выбирает определенное дерево и делает его своим земным пристанищем. Так оно становится священным. Иногда божество с помощью деревьев общается с людьми. Так, Зевс шелестом дубовых листьев открывал будущее жрицам святилища в Додоне. Но если боги по деревьям сходят на землю, почему бы людям не подниматься по их стволам к небожителям, как это делает сибирский шаман, залезая на березу, или получивший посвящение юноша в австралийской пустыне Арунта, который забирается на вершину священного шеста, напоминающего дерево без ветвей?
Некоторые деревья традиционно ассоциировались с каким-либо конкретным божеством, потому их особенно почитали. Кроме того, считалось, что у всех деревьев есть душа. Они служили вместилищем, телом дриад, гамадриад и кариатид в Древней Греции, леших и русалок у славянских народов. Вот почему к дереву нельзя было притрагиваться, пока дух не соблаговолит покинуть его. Срубить священное дерево означало приговорить себя к смертной казни. Эти народные поверья нашли отголосок в элегии «Гас-тинскому лесорубу» великого французского поэта XVI в. Ронсара.
Отождествление дерева и божества, естественно, привело к появлению нового образа — священного леса, который стал атрибутом религии не только древних греков, римлян и кельтов, но также персов и многих других народов Азии, Африки и Америки. Следы священных рощ и сегодня можно обнаружить в Индии, Китае и Японии, а также на севере Африки, где живут берберы. Когда-то это были единственные святилища. Священный лес вызывал благоговение и страх, с ним связывался целый свод строжайших табу, но именно под его сенью собирались юноши после обряда инициации, чтобы узнать от жрецов
тайны мироздания. Лес стал прообразом храма, где колоннами служили стволы деревьев, а христианские церкви и сегодня напоминают его своими сводами, полумраком и мягким, радужным светом, струящимся сквозь витражи.
Алекс Грей / Alex Grey - художник, визионер, мыслитель.
У подножия величественных деревьев издревле вершили суд. Иногда священное дерево считалось сердцем и хранителем города, и, хотя в процессе урбанизации следы этих поверий были стерты, в письменных источниках, относящихся ко временам античности, можно найти немало свидетельств, подтверждающих их существование. В священном городе Эриду шумеры, жившие в третьем тысячелетии до нашей эры, поклонялись мировому древу Кискану. В афинском Акрополе росла олива, которую, по преданию, посадила сама Афина, завладев таким образом этой землей и основав здесь город. На территории римского Форума охранялась смоковница, под сенью которой волчица кормила Ромула и Рема. По свидетельству Тацита, гибель дерева в 58 г. была воспринята горожанами как дурное предзнаменование. И не напрасно: год спустя Нерон убил свою мать Агриппину, после чего предался безудержной жестокости и разврату, чуть было не приведшим к крушению Римской империи.
Однако деревья были связаны с судьбой не только городов, но и отдельных людей. Дерево могло стать двойником человека, охранять его, передавая ему свою силу и даже долголетие — как известно, деревья живут гораздо дольше людей. Раньше во многих странах в день рождения ребенка сажали дерево, которое считалось как бы его близнецом. Полагали, что у них — общая судьба, поэтому за деревом тщательно ухаживали, веря, что если оно погибнет, в опасности окажется и человек. Плиний повествует о том, как один знатный римлянин, стремясь улучшить рост своего дерева, поливал его корни вином.
В некоторых традиционных обществах этот обычай дошел и до наших дней. В ряде случаев связь между человеком и деревом устанавливалась во время болезни. Так, чтобы вылечить больного ребенка, его три раза проносили голым сквозь разрез, сделанный в живом дереве. Бывший когда-то широко распространенным средством от рахита и грыжи, ритуал этот обычно совершался на рассвете, когда у дерева было много сил. Больной ребенок черпал его энергию, а дерево принимало на себя болезнь. После этой церемонии разрез стягивали и замазывали глиной. Так возникала длительная близость ребенка и дерева. Если разрез зарастал, то ребенок излечивался, если он оставался — болезнь продолжалась. Если же дерево погибало, умирал и ребенок. Когда выздоровевший ребенок вырастал, он начинал заботиться о своем спасителе. И никому другому не разрешалось до него дотрагиваться.
Также было распространено поверье, что деревья принимают души усопших. У таких народов, как варра-мунга из Центральной Австралии, считалось, что деревья служат пристанищем душ до их перевоплощения. Древние египтяне верили, что души недавно усопших принимают вид птиц и садятся на ветви священного сикомора, а владычица этого дерева, богиня Хатор. появляется в листве и предлагает им хлеб и воду. Но души эти могли быть злыми и опасными. Например, в Корее и многих других странах полагали, что в деревьях находят прибежище души только тех людей, которые умерли насильственной смертью.
В ряде стран верили, будто в деревьях поселяются души, оставленные на земле искупать свои грехи. В книге французского специалиста по фольклору Анатоля Ле Браза «Легенды о смерти в Южной Бретани», написанной в конце XIX в., приводятся интереснейшие примеры подобных верований. Порой люди слышали, как покойник, забравшись на дерево, стонал там и плакал. Тогда в местной приходской церкви служили обедню, по завершении которой покойник спускался вниз и благодарил
за избавление от мучений. Рассказывали и о том, как ночью деревья подходят к дому и, превратившись в родственников хозяина, греются у очага.
Очень важно было правильно выбрать дерево для кладбища. Например, в Бретани на могилах обычно сажали тис, прораставший корнями в чрево похороненного под ним человека. В странах Средиземноморья для этой цели служил кипарис, который был символом траура еще во времена минойской культуры: своей пирамидальной формой он напоминает устремленный в небо факел — символ мольбы и бессмертия. В Китае на кладбищах тоже сажали кипарис или какое-нибудь другое вечнозеленое дерево, например сосну.
Для наших предков, тонко чувствовавших природу, разные породы деревьев ассоциировались с определенными периодами года и в известном смысле отражали их цикличность. В Европе когда-то существовал лесной календарь. Английскому писателю Роберту Грейвсу удалось восстановить его наиболее поздний вариант, которым пользовались во времена древних кельтов друиды. Однако Грейвс установил, что появился лесной календарь гораздо раньше, поскольку был известен еще грекам до-классического периода. Кельтский календарь выполнял также функцию алфавита. В этом он напоминает мнемонические приемы, применявшиеся сугубо в целях устного обучения у тех народов, которым запрещалось пользоваться письменными знаками, способными разгласить знания, являвшиеся по своей природе священными и потому тайными.
Лесной календарь именовался «Beth-Luis-Nion» — по названиям трех первых деревьев года: «Beth» — береза;
«Luis» — рябина и «Nion» — ясень. «Beth», «Luis» и «Nion» представляли собой три согласных первого ирландского алфавита. Всего в нем насчитывалось 13 согласных, которые, по мнению Грейвса, тоже соответствовали названиям определенных растений. Восстановленный писателем лесной календарь выглядит следующим образом:
В — Beth, береза:
24 декабря — 20 января
L — Luis, рябина:
21 января —17 февраля
N — Nion, ясень:
18 февраля — 17 марта
F — Fearn, ольха:
18 марта —14 апреля
S — Saille, ива:
15 апреля — 12 мая
Н — Hath, боярышник:
13 мая — 9 июня
D — Duir, дуб:
10 июня — 7 июля
Т — Tinne, остролист:
8 июля — 4 августа
С — Coll, лещина:
5 августа — 1 сентября
М — Muin, виноград:
2 сентября — 29 сентября
G — Gort, плющ:
30 сентября — 27 октября
Р — Peith, калина:
28 октября — 24 ноября
R — Ruis, бузина:
25 ноября — 22 декабря Составители, как видно, брали за основу лунный год, насчитывающий 364 дня (13 месяцев по 28 дней). К нему добавлялся еще один день (23 декабря), следовавший за днем зимнего солнцестояния, самым зловещим из всех: именно в этот день умирал год. Вот почему его символизировал тис, древо смерти. А на следующий день, 24 декабря, когда солнце снова начинало свой долгий путь к зениту, наступал рождественский сочельник, который олицетворяла ель — древо рождения.
Подбор деревьев в лесном календаре не случаен. Каждое из них представляло именно тот месяц, когда оно являлось во всей своей красе — покрывалось цветами или дарило людям плоды. Учитывалось также соответствие между символическим
значением дерева и временем года, которое с ним связывалось.
Что осталось нам в наследство от лесного календаря? Возьмем, к примеру, февраль: в нем по-прежнему столько дней, сколько в лунном месяце, если не считать еще одного, прибавляемого раз в четыре года. Раньше этот месяц считался временем великого очищения, подготовки к возрождению природы и наступлению ласковой, теплой поры. От мая пошло название майского дерева, обычно боярышника. По всей Европе он непременно участвовал в деревенских празднествах в честь победы весны над зимней стужей. А ель — символ 24 декабря — стала нашей традиционной рождественской гостьей.
Но что дает нам это бесконечное множество верований, в универсальном характере которых мы только что убедились? Если поверить, что деревья действительно священны, наделить их душой и относиться к ним как к существам, достойным подражания, можно оказаться в плену давно ушедших в прошлое суеверий, туманных, всеми забытых преданий, которым нет места в цивилизованном мире, претендующем на рационализм, научность и материализм. Однако на практике сами ученые все чаще подвергают сомненшо правомерность такой категоричной позиции. В 20-е годы известный индийский физиолог и ботаник Джагдиш Чандра Бос опытным путем доказал, что растения могут испытывать определенные чувства и обладают способностью к запоминанию, что говорит о наличии зачаточных форм интеллекта. С тех пор экспериментальные выводы Боса были не раз проверены и дополнены американскими и особенно советскими учеными. Похоже, рушатся воздвигнутые во имя все отвергающего рационализма якобы непреодолимые барьеры между растениями и животными, животными и человеком. Возьмем другую, менее спорную область: сегодня фитотерапевты и этноботаники вновь добиваются признания практически забытой традиционной медицины, многие методы которой основаны на лечебных свойствах трав и деревьев. Таким образом, суеверия давно минувших дней в наше время нередко обретают статус объективных закономерностей.
Швейцарский психолог и психиатр Карл Густав Юнг (1875—1961) показал, что образ дерева живет в качестве архетипа в индивидуальном и коллективном бессознательном. И действительно, это один из самых ярких, животворных и универсальных символов. Во времена кризисов, подобных тем, что мы переживаем сегодня, человеку нужно обратиться к самому себе, вновь открыть непреходящий смысл этого образа и обрести утраченное чувство единства с природой, мировой гармонии, которое, к сожалению, так часто покидает нас.